Еськов Виктор Сергеевич капитан-директор . ПУТЬ К ШТУРВАЛУ - 15 02 1983

ЛЮДИ НАШЕГО ФЛОТА

Об известных капитанах, точнее, об их производственных делах, в нашем объединении знают многие, ведь капитаны всегда на виду. Но вот однажды приходишь к такому человеку с редакционным заданием, беседуешь с ним и вдруг ловишь себя на мысли, что многое из того, что он рассказывает о своей юности, для тебя новое. И думаешь при этом: а может, не о производственных делах капитана на сей раз стоит написать, а о его, скажем, юности? То есть о том времени, когда море для него только начиналось. Так получилась эта зарисовка о капитане-директоре Викторе Сергеевиче Еськове.

В ПЕРВЫЙ день войны, 22 июня 1941 года, в воскресенье, семья москвичей Еськовых собралась за завтраком. Еще никто не знал, что на западной границе СССР уже идут бои. Пятнадцатилетний Витька выслушал сообщение по радио о начале войны, подумал: «Ну, это не надолго, наши белофиннов быстро разгромили». Взял увеличительное стекло, вышел во двор и выжег на скамейке: «Мы немцев били, бьем и будем бить».
Но фашисты продвигались вглубь нашей страны, сводки Совинформбюро были лаконичными и суровыми. Еськов поступил в ремесленное училище, а через месяц уже работал токарем на одном из московских оборонных заводов Работали по двенадцать часов подряд, вытачивали де тали для автоматов, самолетов, корпуса мин.
Токарям, имевшим дело с чугуном, полагался спецпаек — молоко. А где его взять, если фашисты на подступах к городу? Администрация завода нашла выход, приняв во внимание возраст большинства рабочих — им было от 14 до 17 лет. Вместо молока те стали получать мороженое. Правда, оно было довольно странным, больше походило на снег, но все равно казалось вкусным. Мороженое выдавали раз в неделю по килограммовому брикету. «Я за один военный год столько его наелся, что до сих пор больше не тянет», — шутит Виктор Сергеевич.
Зимой свою продукцию токари сами отвозили на саночках до завода «Борец" — грузовиков не хватало. А до «Борца» было несколько километров. Время этих «прогулок» в число 12 рабочих часов не входило. Но ни разу не было случая, чтобы кто-то пожаловался. Отцы и старшие братья проливали кровь на фронте, не было дня, чтобы в чью-то семью не приходила похоронка. В такой ситуации ныть не то что не полагалось — это было просто недопустимо. В смене, где работал Еськов, было всего двое взрослых — токарь и мастер, обоих ребята уважительно называли «настоящими кадрами». Бывало, что мастер работал по несколько суток подряд, без подмены. Он терял сознание, приходил в себя и шел в цех — бледный, усталый. А пацаны — «ненастоящие кадры» — выдавали по 2—3 сменных нормы, стоя на деревянных ящиках у своих станков.
Так работала вся трудовая Москва, весь тыл.
Однажды, летом сорок второго, Еськов встретил на улице своего соседа Володю Семкина. А тот:
— Витька, я во флот иду записываться, в школу юнг, туда объявили комсомольский набор. Айда со мной!
Еськова не надо было долго уговаривать. Еще в мирное время он занимался в кружке юных моряков. Если б не война, давно поступил бы в мореходку И вот — такой случай подвернулся: школа юнг! Где именно она находится, кого именно в ней готовят, — это его мало интересовало. Главное — стать моряком, бить фашистов...
В райкоме комсомола он получил направление. С собой полагалось взять в дорогу запас продуктов на пять дней, — а где столько достанешь? Зато на заводе Еськову устроили проводы: подарили кружку, ложку и накормили в столовой без талона. Хорошо, что в поезде у одного чудака оказалось полсумки витаминов — тот их нашел дома, они лежали еще с довоенного времени. Ехали на север, пели песни и закусывали витаминными таблетками. Впереди ждало море.
В Архангельске опять была медкомиссия, - она оказалась посуровее той, что проходили в Москве. Из трех тысяч кандидатов в юнги больше половины «отсеялись». Еськов попал в число счастливчиков. Вращающийся стул его не испугал. Покрутили Еськова на стуле, потом говорят: «Встань и иди». Перед глазами все кружилось, но — не упал, пошел. «За числить" — услышал он. Вращающийся стул был последним испытанием.
И вот - Соловки, где находилась школа юнг. Еськов попал в роту рулевых, в поселок Саватьево. За поселком, в лесу сами рыли землянки. Земля была мерзлая. Огромные валуны обкладывали бревнами, держали костры по 3—4 дня, пока камень не раскалялся до такой степени, что его можно было разбить на части, облив перед этим водой.
Школа юнг Северного флота. Знаменитая школа юнг. О ней уже немало написано, и ней уже снят фильм, о ней еще будут много писать, она того заслуживает. Эта школа дала дорогу в жизнь известным советским капитанам, ученым, адмиралам. Маршевую песню для своей роты сочинил тут же, в землянке, юнга Валентин Пикуль, ныне известный писатель: «Мы юнги флота, крепки, как бронь!...» Ротным запевалой был юнга Борис Штоколов, ныне народный артист СССР. Преподавательскому составу школы могла позавидовать любая мореходка. Юнг обучали в основном старые североморцы, многие из них уже побывали на фронте, имели нашивки за ранения. Они уме-ли драться с врагом, знали, что такое стойкость, презирали трусов, а в людях прежде всего ценили честность и порядочность. Именно под их началом юнги Северного флота проходили школу любви к Родине, школу жизни, усваивали традиции, ставшие для них незыблемыми.
Своей пекарни в Саватьево не было, хлеба не хватало, приходилось есть сухари, сушеные овощи. В землянках были нары в три яруса, после домашних постелей они, конечно, казались жесткими, но никто не ныл. В письмах родственникам Еськов и его друзья бодро сообщали; «Все хорошо, скоро на фронт».
Вначале юнгам — в целях экономии — выдали старую морскую форму, оставшуюся на складах с незапамятных времен. Юнги расстроились. А когда дали настоящую, краснофлотскую форму — о, это был праздник, личный состав школы юнг ликовал!
...Мы сидим в уютной квартире, где живут супруги Еськовы, в Мустамяэ. Современная обстановка, но лишнего шика не заметно, хотя чувствуется, что в этой семье живут довольно обеспеченно. Так было сразу, как только мои собеседники поженились?
— Нет, конечно, — говорит Виктор Сергеевич, — это ведь было вскоре после войны. Оба мы москвичи, Галя тоже работала на оборонном заводе, а вот познакомились в Таллине, тут и поженились. Я тогда был главстаршиной на противолодочном заградителе. Нам выделили комнату в бараке (сейчас на этом месте небольшой парк, а бараки давно снесли). Потом угол снимали, потом комнату...
— Ох, у меня ведь вода в чайнике закипает! — всплеснула руками Галина Алексеевна, жена Еськова, и поспешила на кухню.
— Я тебе что скажу, — поглядывая на дверь, негромко произнес капитан Еськов.
— Жена мне попалась — во!
— поднял большой палец вверх. — Настоящая морячка. Я месяцами мотаюсь где-то в Атлантике, а она—знаю!—всегда ждала и всегда будет ждать меня. Это, поверь мне, многое значит для моряка.
Вернулась в комнату Галина Алексеевна. Я, зная, что у Еськовых двое сыновей (один работает в Литве, другой служит мичманом на флоте), грешным делом задал каверзный вопрос:
— А вот сыновья ваши, пока подрастали, наверное, ни в чем недостатка не знали?
— Как сказать, — развела руками жена Еськова. - Помню, мне как-то младший сын говорит, он тогда еще в школе учился: «Мам, купи мне куртку в валютном магазине». А я ему в ответ: «Нет, сынок, твой валютный пока находится на Пярну маантеэ, в «Детском мире». Так что не очень мы их баловали, приучали к мысли, что капитанская зарплата отца — это нелегкие трудовые деньги, они не для шика, и относиться к ним надо соответственно. — А какие же могут быть отношения между родителями и детьми?! — удивилась Галина Алексеевна. — Конечно, любим друг друга, уважаем, так, с детства повелось. Я вот даже не припомню случая, чтобы Владислав или Алексей к нам без подарков приехали. Они сейчас крепко стоят на ногах, это главное.
— А вот с внуками мы уже не такие строгие, — улыбнулся капитан Еськов, — Тут уж ничего не поделаешь. Как мимо детского магазина прохожу, так рука сама в карман лезет. Дедом, что ни говори, быть особенно приятно...
Потом мне показывали семейные фотографии и, конечно, снимки фронтовых лет. В 1943 году, закончив школу юнг с двумя «четверками» (по остальным предметам — «отлично»), рулевой матрос Виктор Еськов начал службу на Балтике, в дивизионе сетевых заградителей, на боевом корабле. Вместе с экипажем ставил мины в Финском заливе, сети против вражеских лодок, участвовал в высадке десантов, много раз бывал под огнем. Это был один из тех кораблей Балтфлота, которым удавалось прорываться к острову Лавенсааре (ныне остров Мощный), героические защитники которого так и не дали фашистам овладеть этой крошечной частью советской земли. Корабль доставлял туда боеприпасы, продовольствие, забирал с собой раненых...
А после войны, демобилизовавшись, профессиональный судоводитель Еськов занялся мирной морской работой. Как принято говорить в таких случаях, прошел все ступеньки от третьего штурмана СРТ до капитана директора, крупнотоннажного траулера, награжден орденом Трудового Красного Знамени, медалями. Недавно он вернулся из очередного рейса на БМРТ604 «Рудольф Сирге». План по основным показателям выполнен успешно. Еськов выглядел бодро, но все же чувствовалось, что он устал после рейса. Мне запомнилось, что, прежде чем говорить о ходе промысла, капитан стал рассказывать о людях, с которыми в этот раз работал в Атлантике — о матросах, штурманах, мотористах, рыбообработчиках, механиках. А о себе заметил вскользь:
— Работал, как всегда.
В середине февраля он вылетит в Дакар — его назначили капитаном-директором ремонтно-подменной команды. Дело это для него новое, но Еськов в себе уверен: сдюжит, есть еще «порох в пороховницах»!


Б. САНДРАЦКИЙ.
Фото В. Тракса.